первое,что мной прочитано,-трудно быть богом. До сих пор под впечатлением.Я ошибаюсь,или  уже похожая тема была?

- Сегодня мы наконец улетаем, - сказал Турнен.
     - Поздравляю, - сказал Леонид Андреевич. - А я еще останусь немножко.
     Он бросил камешек, и камешек  канул  в  облако.  Облако  было  совсем
близко внизу, под ногами. Леса видно не  было.  Леонид  Андреевич  лег  на
спину, свесив босые ноги в пропасть и заложив руки за голову. Турнен сидел
на корточках неподалеку и внимательно, без улыбки смотрел на него.
     - А ведь вы действительно боязливый человек, Горбовский, - сказал он.
     - Да, очень, - согласился Леонид Андреевич. - Но  вы  знаете,  Тойво,
стоит поглядеть вокруг, и вы увидите десятки и сотни  чрезвычайно  смелых,
отчаянно храбрых, безумно отважных... даже скучно  становится,  и  хочется
разнообразия. Ведь правда?
     - Да, пожалуй, - сказал Турнен, опуская глаза. - Но я-то боюсь только
за одного человека...
     - За себя, - сказал Горбовский.
     - В конечном итоге - да. А вы?
     - В конечном итоге - тоже да.
     - Скучные мы с вами люди, - сказал Турнен.
     - Ужасно, - сказал Леонид Андреевич. - Вы знаете, я чувствую,  что  с
каждым днем становлюсь все скучнее и скучнее.  Раньше  около  меня  всегда
толпились люди, все смеялись, потому что я был забавный. А теперь  вот  вы
только... и то не  смеетесь.  Вы  понимаете,  я  стал  тяжелым  человеком.
Уважаемым - да. Авторитетным - тоже да. Но без всякой приятности.  А  я  к
этому не привык, мне это больно.
    - Привыкнете, - сказал Турнен. - Если раньше не умрете от страха,  то
привыкнете. А в общем-то вы  занялись  самым  неблагодарным  делом,  какое
можно себе представить. Вы думаете о смысле жизни сразу за всех  людей,  а
люди этого не любят. Люди предпочитают принимать жизнь  такой,  какая  она
есть. Смысла жизни не существует. И смысла поступков не  существует.  Если
поступок принес вам удовольствие - хорошо, если не принес - значит, он был
бессмысленным. Зря стараетесь, Горбовский.
     Леонид Андреевич извлек ноги из пропасти и перевалился на бок.
     - Ну вот уже и обобщения, - сказал он. - Зачем  судить  обо  всех  по
себе?
     - Почему обо всех? Вас это не касается.
     - Это многих не касается.
     - Да нет. Многих - вряд ли. У  вас  какой-то  обостренный  интерес  к
последствиям, Горбовский.  У  большинства  людей  этого  нет.  Большинство
считает, что это не важно. Они даже могут предвидеть последствия,  но  это
не  проникает  им  в  кровь,  действуют  они  все  равно,  исходя  не   из
последствий, а из каких-то совсем других соображений.
     - Это уже другое дело, - сказал Леонид Андреевич.  -  Тут  я  с  вами
согласен. Я не согласен  только,  что  эти  другие  соображения  -  всегда
собственное удовольствие.
     - Удовольствие - понятие широкое...
     - А, - прервал Леонид Андреевич. - Тогда я с вами согласен полностью.
     - Наконец-то, - сказал Турнен язвительно. - А  я-то  думал,  что  мне
делать, если вы не согласитесь. Я  уже  собирался  вас  прямо  спрашивать:
зачем вы, собственно, здесь сидите, Горбовский?
     - Но ведь вы не спрашиваете?
     - В общем - нет, потому что я и так знаю.
     Леонид Андреевич с восхищением посмотрел на него.
     - Правда? - сказал он. - А я-то думал, что законспирировался удачно.
     - А зачем вы, собственно, законспирировались?
     - Так смеяться же будут, Тойво. И вовсе не тем смехом, какой я привык
слышать рядом с собой.
     - Привыкнете, - сказал Турнен. -  Вот  спасете  человечество  два-три
раза и привыкнете. Чудак вы все-таки. Человечеству совсем не нужно,  чтобы
его спасали.
     Леонид Андреевич натянул шлепанцы, подумал и сказал:
     - В чем-то вы, конечно, правы. Это мне нужно, чтобы человечество было
в безопасности. Я, наверное, самый большой эгоист в мире. Как вы  думаете,
Тойво?
     - Несомненно, - сказал Турнен. - Потому что вы  хотите,  чтобы  всему
человечеству было хорошо только для того, чтобы вам было хорошо.
     - Но, Тойво! - вскричал Леонид Андреевич и дате  слегка  ударил  себя
кулаком в грудь. - Разве вы не видите, что они все стали как  дети?  Разве
вам не хочется возвести ограду вдоль пропасти, возле которой  они  играют?
Вот здесь, например, - он ткнул пальцем вниз. - Вот вы давеча хватались за
сердце, когда я сидел на краю, вам было нехорошо, а я вижу,  как  двадцать
миллиардов сидят, спустив ноги в пропасть,  толкаются,  острит  и  швыряют
камешки, и каждый норовит  швырнуть  потяжелее,  а  в  пропасти  туман,  и
неизвестно, кого они разбудят там, в тумане, а им всем на  это  наплевать,
они испытывают приятство от того, что у них напрягается мускулюс  глютеус,
а я их всех люблю и не могу...
     - Чего вы,  собственно,  боитесь?  -  сказал  Турнен  раздраженно.  -
Человечество все равно не способно поставить перед собой  задачи,  которые
оно не может разрешить.
     Леонид Андреевич с любопытством посмотрел на него.
     - Вы серьезно так думаете? - сказал он. - Напрасно. Вот оттуда, -  он
опять ткнул пальцем вниз, - может выйти братец по разуму и сказать: "Люди,
помогите нам уничтожить лес". И что мы ему ответим?
     - Мы ему ответим: "С удовольствием". И уничтожим. Это мы в два счета.
     - Нет, - возразил Леонид Андреевич. - Потому что едва мы приступили к
делу, как выяснилось, что лес - тоже братец по разуму, только  двоюродный.
Братец - гуманоид, а лес - не гуманоид. Ну?
     - Представить можно все, что угодно, - сказал Турнен.
     - В том-то и дело, - сказал Горбовский. - Поэтому-то я здесь и  сижу.
Вы спрашиваете, чего я боюсь. Я не боюсь задач, которые ставит перед собой
человечество, я боюсь задач, которые может поставить перед нами кто-нибудь
другой. Это только так говорится, что человек всемогущ, потому что, видите
ли, у него разум. Человек -  нежнейшее,  трепетнейшее  существо,  его  так
легко обидеть, разочаровать, морально убить. У него же не только разум.  У
него так называемая душа. И то, что хорошо и легко для  разума,  то  может
оказаться роковым для души. А я не  хочу,  чтобы  все  человечество  -  за
исключением некоторых сущеглупых -  краснело  бы  и  мучилось  угрызениями
совести, или  страдало  от  своей  неполноценности  и  от  сознания  своей
беспомощности, когда перед ним встанут  задачи,  которые  оно  даже  и  не
ставило. Я уже все это пережил в фантазии  и  никому  не  пожелаю.  А  вот
теперь сижу и жду.
     - Очень трогательно, - сказал Турнен. - И совершенно бессмысленно.
     - Это потому, что я пытался воздействовать  на  вас  эмоционально,  -
грустно сказал Леонид Андреевич. Попробую убедить вас логикой.  Понимаете,
Тойво, возможность неразрешимых задач можно предсказать  априорно.  Наука,
как известно, безразлична к морали. Но только до тех пор, пока ее объектом
не становится разум. Достаточно вспомнить проблематику евгеники и разумных
машин... Я знаю, вы скажете, что это наше внутреннее дело.  Тогда  возьмем
тот же разумный  лес.  Пока  он  сам  по  себе,  он  может  быть  объектом
спокойного осторожного изучения. Но если  он  воюет  с  другими  разумными
существами, вопрос из научного становится для  нас  моральным.  Мы  должны
решать, на чьей стороне быть, а решить мы этого не можем, потому что наука
моральные проблемы не решает, а мораль сама по себе не имеет  логики,  она
нам задана до нас, как мода на брюки, и не отвечает на вопрос: почему так,
а не иначе. Я ясно выражаюсь?
     - Слушайте, Горбовский, - сказал  Турнен.  -  Что  вы  прицепились  к
разумному лесу? Вы что, действительно считаете этот лес разумным?
     Леонид Андреевич приблизился к краю и заглянул в пропасть.
     - Нет, - сказал он. - Вряд ли... Но есть в нем  что-то  нездоровое  с
точки зрения нашей морали. Он мне не нравится. Мне в нем все не  нравится.
Как он пахнет, как он выглядит, какой он скользкий, какой он непостоянный.
Какой он лживый, и как он притворяется... Нет, скверный это лес, Тойво. Он
еще заговорит. Я знаю, он еще заговорит.
     - Пойдемте, я вас исследую, - сказал Тойво. - На прощание.
     - Нет, - сказал Леонид Андреевич. - Пойдемте лучше ужинать.  Попросим
открыть нам бутылку вина...
     - Не дадут, - сказал Тойво с сомнением.
     - А попрошу Поля, - сказал Леонид Андреевич. -  Кажется,  я  имею  на
него какое-то влияние.
     Он нагнулся, собрал в горсть оставшиеся камешки и  швырнул  их  вниз.
Подальше. В туман. В лес, который еще заговорит.
     Тойво, заложив руки за спину, уже неторопливо поднимался по лестнице.

(отрывок)

Улитка на склоне-1

Прочла их произведение "Трудно быть Богом"...действительно очень понравилось...
довольно запутанный, но интересный сюжет...кто не читал-советую прочесть..

Eretic,да...качала с сетки..но пока не было времени сеть и посмотреть...
фильмы смотрю, когда полно свободногов ремени и не приходится отвлекаться на посторонние вещи..)

...Итак, любимая вещь - "Жук в муравейнике"...Хоть мало что читала товарищей Стругацких. Еще нравится вещица "Пять ложек эликсира"... Но такой списочек - потому, что читала все это давно... Что могу сказать, книги их написаны так, что читаются на одном дыхании, но сюжеты... но то "остервенение", с которым ведутся описания, часто встречающаяся больная озлобленность, просто мерзкие вещи... я не любитель такого. Да, читала - мало. Да, надо это исправлять. Но пока мое мнение такое.
А экранизация по крайней мере "Пикника на обочине...итд" мне нравится больше, чем одноименная книга...Другое - не видела...